Убираем серое? Ваше мнение?

Может, убрать весь первый абзац?

Как часто, прокручивая киноленту своей жизни, мы представляем, что все могло быть иначе, не будь какого-то одного-единственного неверного шага. Какое бесконечное количество всяких «бы» и «если». И куча, куча всевозможных «не»: не стоило пылить, ведь сам виноват и знаешь это; не стоило молчать, ибо такой-то человек ни в чем не виноват и ты, единственный, обязан был за него заступиться; не стоило бояться, и тогда не пришлось праздновать труса; не надо было горячиться, чересчур смелый — подвергает себя опасности… В общем, ты должен вести себя так, чтобы спустя месяц, год, или десять лет, вспоминая самого себя, ты не закрывал глаза, не поджимал губы и позволял маленькой складке появляться у тебя на лбу.

https://youtu.be/DW6ZhciqgCM

Все любят фантазировать на тему «Что было бы со мной, если бы…» Но как только речь заходит об истории, сразу всплывает брошенная кем-то фраза, что история не знает сослагательного наклонения. И всю фантазию словно волной смывает.
Отчего же? Даже если magistra vita равнодушна к «если бы», то человек, с его разумом, опытом, умением думать — может предположить, только предположить, как повернулась бы спираль времени, если бы…


Все это работает на будущее: так вырабатывается механизм принятия решений и чувство «вероятности», которые помогают пройти в это будущее или, во всяком случае, иметь перед своим взором «веер» возможностей и настойчивее «грести» в желательную сторону, а если не получится, понимать «градус отклонения» и, опять же, корректировать свое жизненное поведение.

ККС

Много лет назад маленький Коля Круглов наткнулся в кухонном шкафу на конфеты, припасенные мамой на Новый год. Соблазн был велик, и вскоре от новогодних лакомств остались одни фантики. Он ловко закрутил их в псевдоконфетки и аккуратно пристроил на законное место в коробке.
Преступление было раскрыто бабушкой, в роли понятых выступали глубоко сочувствующий ему попугай Кутузов (потерявший зрение на один глаз в неравном бою) и пожилой кот по кличке Воробей. На семейном совете, куда вынесли разбор безобразия, Николенька повторял одно и то же: «Не я», — но почти сразу понял, что это глупо, ведь больше некому, и дальше уже упорно молчал, а когда мама в конце концов сказала: «Ты не только обманщик, а еще и трусишка», — расплакался в голос, но так и не сознался.
На праздник он остался без сладостей и вдобавок был наказан за обман: не получил обещанный вездеход.

Сидя под столом в одиночестве и размазывая слезы по лицу, он старался вернуться назад, туда, откуда начались его несчастья. Виной всему проклятые конфеты. Не удержался и съел. Не пошел бы на обман, не сказал бы «не я», — не мучился бы сейчас, не придумывал как отступиться от вранья. В итоге получилось, что он разрушил мир в семье, да вдобавок еще и без вездехода остался. Эх, если бы вернуться на эти три дня назад! Как было все хорошо тогда — и как все плохо сейчас …

{anketa}

<…> везде, где такая пометка, — требуется расширение эпизода (реакция ребят, комментарии автора).

Убрать историю с конфетами?

Надписи на картонках взрослели вместе с ним. И уже не детские ляпы, а жизненные события ложились пасьянсом на кругловский стол. Сюжеты Круглов выбирал произвольно, и те вели себя очень прихотливо, порой заруливая в такие дебри, что ему самому уже было неясно — то ли он играет в «Если бы», то ли «Если бы» играет с ним.
Сценарии и действующие лица в этой игре менялись, но неизменным оставалось одно: сам вопрос. Могло ли случиться все иначе, чем произошло, или же створки времени навсегда захлопнуты для любой вероятности? Иными словами — фатально ли прошлое?
Вот проблема проблем, которая по-настоящему волновала нашего героя. Возможно, он был романтиком, но случай и случайность, индивидуальная воля и личный интерес, стремление и заблуждение, а главное — усилие, которое часто доходит до крайности именно в тот момент, когда все еще может пойти по совершенно иному пути, чем пошло, — все это тревожило его своей непостижимостью и неразгаданностью. Как историка, его приводила в смятение не невозможность сослагательного наклонения, а его очевидность.

Круглов знал, что его «если бы» входит в противоречие с областью «исторического фатализма», но это обстоятельство только подзадоривало его. Разложив из своей колоды реформу алфавита, он скрупулезно разбирал возможные направления развития книгопечатания.

Большинство букв, по версии молодого НикНика, ушли из азбуки после того, как петровы печатники разразились челобитной и попросили у государя больше платы за полосу набора. А Петр пожадничал и, чтобы не терпеть издержек на резке заковыристых букв, взял да и вычеркнул их из азбуки. Сэкономил. Раньше пока буквицу вырежешь — месяц пройдет, а теперь за день всю версталку затоварить можно <…>

Но есть несомненное: декабристы могли победить. Войну шведам Петр мог проиграть (иначе бы не было брошено столько сил на рубку «Балтийского окна»). Владимир мог выбрать и не христианство. Но! Декабристы не могли удержаться у власти — фатально! Шведы раньше или позже были бы биты — фатально! Владимир остановился на христианстве (а не на хазарском иудаизме, например), не просто ткнув в него пальцем, а почему-то. Вот что должен исследовать историк, а не умозрительную вероятность иного выбора: почему одна вероятность оказалась предпочтительнее другой.

На «огромное напряжение чьей-то воли» может повлиять элементарная перемена погоды, ссора с женщиной — и прощай, эта вероятность, да здравствует другая.
Круглов постепенно приходил к заключению: закономерность есть, но она лежит не в плоскости «уже случившегося». Существует скрытое течение процессов, готовящих «фатальную вероятность» события (и это как раз слышат и чувствуют пророки, предсказатели, мудрецы) — есть закономерность высшего порядка, иначе говоря, полоса вероятностей, в которой может поместиться множество «если бы».

Тут включаются «константы»— менталитет народа, его предыстория, состояние народной памяти, ощущения жизненного потенциала («пассионарности», говоря терминологией Льва Гумилева, которого Круглов очень чтил) — то есть ощущение «вектора будущего», и из этого ощущения уже возможны или невозможны конкретные исторические реалии.
А уж как они будут выглядеть в конкретном воплощении — не очень важно для понимания «закономерностей». В Смуту народ хотел жить, и неважно, Минин с Пожарским или как-то иначе — но закономерно был бы выдвинут вариант самоспасения.

А вот радикальное отклонение от полосы «закономерных вероятностей» уже чревато необратимым перерождением народа (как и человека), мутацией. И о таких опасностях вопили «пророки» и юродивые, когда это чувствовали. В этом и состоит вечная борьба «воль» — за будущую жизнь в понимании каждого из носителей этой «воли». Об этом и говорил печатник в своем завещании.

Николай Николаевич называл это про себя принципом закономерной случайности. Дождь может пойти, а может и не пойти, кирпич может упасть на голову, а может и не упасть, но у любого из вариантов всегда есть одна единственная безусловная причина. Это попахивает закамуфлированным фатализмом: что бы ни произошло, все оправдано и на все воля божья, но поймать мгновение перетекания «фатальности» в «вероятность», зафиксировать, как в точке пересечения вероятностей вдруг задымится закономерность, — вот высший класс исследователя!
И ведь никому не рассказать, что основы «принципа закономерной случайности» были заложены в слезах и муках почти сорок лет назад — под столом…

— Николай Николаевич, можно мне копию? Я дома хочу повнимательней поизучать, — попросила Ритка. ККЗ
У Звонарева прям зазвенело в ушах от столь носастого распределения событий. Но вместо того чтобы отказать пронырливой особе, Николай Николаевич почему-то ответил: Конечно.

От досады Леха покраснел так, что веснушки спрятались под румянцем. <….>
— Когда человеку нужна помощь, не так уж важно, откуда он ее получит, — как бы размышляя вслух, произнес Круглов, подходя к копировальному аппарату, и через пару секунд отдал девочке теплый листок.


— И мне копию! И мне! — тянули руки и остальные ребята.

«Ну все! Теперь не кафе будет, а проходной двор!» — отчаялся Леха. Но дядя о кафе промолчал, и Звонарев постепенно успокоился. Может, и правда, Ритконос что-то полезное нароет, вон сколько всего накопала! Веснушки повеселели, а Круглов заговорщически подмигнул племяннику.

<…>
— Вовка, дай мне распечатку настоящих «Ведомостей», — попросила Ритка.
— Тебе какую? Их три.
— Не знаю. Давай все.

Здесь: Даня и Марина, окончание редакции, Ритка вспоминает о красном камушке (см. главу Кровь и пламя») и хочет проверить Ведомости с его помощью. Ребята собираются домой и выходят из школы вместе.