Все слова были сказаны, все ревнивые взгляды брошены. Все давно повесили свои золотые якорьки на Вовкину идею с азбукой и, проорав неровным хором любимую песню про «Полундру», благополучно завершали дела, — только Носова, подобно одинокому миноносцу, петляла по редакции, соединяла причины со следствиями и пыталась «наколдовать» появление спецкора. Ох, как надо было ей заполучить Звонарева именно сегодня, в среду, когда его тылы в виде НикНика отодвинулись на безопасное расстояние!

На Ритку вдруг нахлынуло чувство неиспользованной власти над действительностью. Как бездарно, тускло и бесполезно прошел начальный этап расследования! Но иначе и быть не могло: их много, она — одна.
Великий путешественник Амундсен, которого по любому случаю втыкала в пример географичка, однажды сказал, что слабым местом исследователя является отсутствие энергичного, искусного и надежного помощника. (Почему-то Ритке вспомнился именно Амундсен, может, оттого что между делом она слышала: Звонарь остался сдавать долги по географии?) Но где его взять, такого помощника?

Впервые мысль о напарнике появилась у нее вчера вечером, когда она сидела в засаде у содрогающегося кафе.

Ритконосик машинально подняла квадратную чашку с асимметричной ручкой и посмотрела на просвет, загадав: кто попадется, того и возьму в напарники.
В кривой кадр влез Севка из 10 «Б». Он, не моргая, смотрел на нее в упор. Ритка разочарованно отвернулась. «Что он тут вообще делает? Случайный человек… Какой из него соратник?»

Вообще-то, наша деятельная девочка не страдала от одиночества. Ей никогда не было скучно с самой собой, даже наоборот — часто было скучно в обществе.
Но последние дни она истомилась от замкнутости на себе.
Вот и сейчас: вокруг ребята. (Ритуля на несколько секунд «включила звук» в своем «телевизоре».) Все такие хорошие. Особенно этот противный Севка. А поговорить не с кем. Для разговора нужен воздух, особые молекулы свободного перемещения, чтобы было место для «столкнуться-растолкнуться». <…>

Но уже три дня эти молекулы летали, как пылинки в луче солнечного света, пробившегося сквозь занавеску, и кучно опускались на пол, покрывая его серым налетом. («Так и до клаустрофобии недалеко», — параллельно основной мысли подумала Ритка. Это был ее обычный способ рассуждения — в два-три слоя.)

Ритуля прислушалась к себе. Все-таки больше, чем в помощнике, она нуждалась сейчас в уюте внутри себя, таком уюте, где мысли были бы аккуратно разложены по полочкам, склеенный пазл красовался на стенке в рамочке, а раскрытая тайна сияла бы желтым огоньком витой серебряной свечки. ККЗ

Ритуля прислушалась к себе. Все-таки больше, чем в помощнике, она нуждалась сейчас в уюте внутри себя

Пуля в образе Звонаря туго летела вперед, пробивая воздух именно в той точке, куда Ритке непременно надо было попасть.
Она знала одно: завтра все изменится. Единственный день, когда можно заполучить Звонарева целиком, со всеми потрохами, тайнами, рыжими вихрами и языком, не всегда дружащим с головой, — среда.

Ритуля подошла к окну и навела на него чашечный объектив. Ветер уже наметал первую поземку на подоконник, лысеющие деревья пока еще сопротивлялись осени, готовые с минуты на минуту взорваться последним оранжевым вихорком самых стойких листьев. ККС
Звонаря не так просто перебить. Вот за что она любит свою бедовую Ляльку — та хоть и лепит барсиков, зато слушает, раскрыв рот, и восхищается, и визжит от удовольствия, зацепившись за какую-нибудь бредятину. А смотрит как! Ресницы аж дрожат. Может, ее Кочкина и впрямь недосотворенная поэтесса? Ладно, не будем отвлекаться.

— А что вы делаете? — переключился на них Сева.
— Азбуку запузыриваем. По школе рекламки развесим для добровольцев. Пойдешь?
— Как попросите!
Но упрашивать никто не стал: не до того. Ритка тоже «выключилась из розетки», ей надо было тщательно подготовить предстоящий захват Лехи. ККИ
Ошибка предыдущих оперативно-следственных мероприятий состояла в том, что она вовлеклась в расследование, даже не прибегнув к простому и питательному этапу — дознанию, то есть к разговору с действующими лицами. А ведь допрос — самая первая и наиважнейшая фаза следствия!
При сопоставлении свидетельских показаний с имеющимися фактами картина проясняется, как при наведении бинокля на резкость.


Ритка, загибая пальцы, восстановила в памяти страничку из потрепанного учебника для юридического факультета, выуженного из кучи макулатуры: «К числу оперативно-розыскных мероприятий относятся: опрос; наведение справок; сбор образцов для сравнительного исследования; проверочная закупка; исследование предметов и документов; наблюдение; отождествление личности; обследование помещений, зданий, сооружений, участков местности, транспортных средств; контроль почтовых отправлений, телеграфных и иных сообщений; прослушивание телефонных переговоров; снятие информации с технических каналов связи, оперативное внедрение, контролируемая поставка, оперативный эксперимент». (Ну, как оно вам? Кто из ваших знакомых 9-классников оттарабанил бы по памяти такой зубодробительный текстик? А Ритка — на одном дыхании! Цепкая память — важнейший рабочий инструмент любого сыщика.)

Клиент теряется, пугается («мысленный» Леха покрывается пупырышками) и колется. А вдруг нет? «Пупырчатый Звонарев» выглядит не слишком пришибленно.
Тогда импровизация. На абстрактную тему. За считанные секунды ввести Звонаридзе в ступор. Чем? Да хоть экспромтом про митохондриальную ДНК мыши. Да хоть забубенным «Звонарев, что ты сделаешь с изотопом сверхтяжелого трансуранового элемента № 112 из таблицы Менделеева, продолжительность жизни которого составляет меньше четырех секунд?»

Звонарь в коме, а она — раз! — и выпуливает свой основной вопрос. А он — два! — и лупит по собственным координатам. Волшебно! Но проблема в том, что Ритка не знала свой основной вопрос.

«МыслеЗвонарев» окинул ее радостным взглядом, плюнул и мефистофельно захохотал. А ведь точно: наш клиент — он обожает публику. Ритка оглянулась в поисках зрителя и сама чуть не впала в кому: Сева закончил воевать с оригами и придвинул к ней исписанную математическими формулами клетчатую вазу с букетиком разноцветных бумажных тюльпанов с тригонометрическими символами и огромной «парой» на выпуклом боку. Прямо алгебра с гармонией!

Как только их взгляды встретились, ей стало ясно, что ее абстрактная тема нимало не взволнует Звонаря, и что флот, который она хотела вмиг раздраконить, перебазируется на запасные квадратики. На поле боя осталась только она и ее корабли. И вместо снарядов с них свисают поникшие удочки!

Чушь собачья, все не годится. Меняем восток с западом, протыриваемся с другой стороны. Делаем собеседника примой и уходим в тень. Синонимично поддакиваем, антонимично морщимся. Поднимаем белый флаг, даем приветственный залп, закидываем удочки. При чем тут удочки? При том, что закидываем.
— Носова, тебе не надоело? — прервал ее фантазии Вадик. — Не пойти ли тебе лесом? У меня там дятел знакомый есть, могу составить протекцию!
Только сейчас Ритуля заметила, что стучит кончиком карандаша по столу. Она молча засунула карандаш в портфель.

Что позволяет одержать верх над противником? Определенный процент проигрышей вызван тем, что противник не глупее тебя, а ты это не учитываешь. Конечно, у тебя все продумано.
Ты ведущий. Но никто не запрещает шевелить мозгами ведомому: подобный запрет противоречил бы свободной воле боя — так вот она, ахиллесова пята любой схватки, вот по чему надо ударить! Да здравствует равноправный бой! Флотилия соперника вдребезги разбита, захвачена в плен и переведена в статус рыб. Почему рыб? Потому что удочки.
Что дальше? Действие разворачивается на берегу? Или в глубине, в пучине? Учитывая удочки, стоит пересесть на складной рыбацкий стул. Тайна плескалась впереди, по воде шла рябь, но Рита знала — мудрый рыболов не сразу приходит к берегу со спиннингом и ведром, а сначала осуществляет подкормку…

Реальный план:
1. Подкормка (поддакиваем и слушаем, пусть ослабеет).
2. Наживка (завлечь бомбястой темой).
3. Подсечка (вывести из равновесия неожиданным действием).
4. Выводка, вываживание (помучить).
5. Вытаскивание (честный разговор на нужную тему).

Разовьем идею. Подкормка — с ней все ясно. Фаза два: наживка. Ну-ка, Звонаречек, заглоти крючочек. Ведем крючок потихоньку к самой морде (или что там у рыбы? — на секунду отвлеклась от фаз-плана сыщица). Заглотит, обязательно заглотит! Наживка должна быть жирной. Мысленный «Звонарев» и вправду глотнул и по-рыбьи выпучил глаза, мило пялясь на Ритулю и балетно шевеля жабрами.
Очередь за «подсечкой»: выведение объекта из равновесия. Может, дать понять, что мне кое-что известно? Нет, не так: что мне многое известно. Пусть подергается, карасик! «Звонарев» широко раскрыл рот, но, так как он пребывал в образе рыбы, остался восхитительно немногословен.
Апопуфеозом акции будет четвертая, самая напряжная фаза — вываживание. Рыбка на крючке, но любой резкий рывок — риск: рыбуля может соскочить и, все так же балетно взмахнув жабрами, уйти в глубину. Задача: так измотать Лешика-ершика, чтобы он свои колючки-то поприжал. Запредельного знания рыбной психологии не требуется, механика проста. Сначала сводишь все к какой-нибудь глупости, рыхлости, ватности, и вдруг — рывок. Вопрос! И тут же, не моргнув, обмякаешь как пельмень, маслишься, сметанишься, снова ра-а-аз: рывок-намек! Странность свою не объясняешь, мутное поведение не меняешь. У объекта зарождается дезориентация — двойка, по шкале Носовой. Объект в ведре! Так и сома измотать можно, не то что пескаря-Звонаря! Головастенько!

Одна только загвоздка. Точнее, гвоздище. Толстый и ржавый гвоздяра, торчащий из дна ведерка, в которое Носова собиралась шлепнуть свою золотую рыбку с оттопыренными ушами. Что-то радости от предстоящей победы не ощущается. Если рыбу глушить, улов может быть огромным, а удовольствия — ноль. Потому что нечестно.

Носова вернулась на свое место — древний стул с покосившейся спинкой, и замерла, уставившись в одну точку.
Когда-то отец объяснил ей: «Красть, лгать, бесчинствовать — последнее дело. В этом нет никакой настоящей пользы, к тому же потом трястись, драться с совестью и нести на плечах груз своего падения — перспектива адски неприятная».

Она не сразу поверила отцу: врать и красть — на одной линейке? Что такого страшного, если слегка присочинить? Но потом поняла: достигнутая нечестным путем победа оборачивается мукой. Неважно, знают ли о содеянном окружающие: чувство справедливости обнимет тебя колючим свитером, наденет кусачие шерстяные варежки и носки. Потому что нарушено равновесие между добром и злом.

Вот! Честность. То, что ей дается труднее всего. Провести расследование и не соврать — задача не из легких. Но именно к этому она и стремится. Наступает то самое время, когда она должна доказать себе: я смогу добиться цели без использования лжи. Тогда она и наступит, легкость!

Ритка оглянулась на Севку. Тот вытащил откуда-то шахматную доску и, закусив губу, пытался поправить на ней замок.
— Что, Рит?
— Ничего, — отвернулась Ритуля. Вот же приставучий. Оккупант. Еще всю рыбу распугает (она так увлеклась, что всерьез об этом подумала).

Игра смыслов? Но, по ее предварительным прикидкам, на такое был способен разве что Данька, а Звонарев — молод и прост. Но, может, не так молод и не так уж прост? Она не сомневалась: если этот «ушан» просечет малейшую фальшь, его сразу унесет теплым течением туда, откуда вынесло.

— Рит, так ты идешь? Нам с тобой в одну сторону, — снова Сева-оккупант. Как же он ей надоел!

Носова подняла голову. Погруженная в мысли, она не заметила, как один за другим ребята покинули насиженные места, оставив после себя конфетную шелуху в виде фантиков и остатки столовских пирожков.

«Морской закон»: кто доедает, тот убирает.
— Ты иди, иди! Тебя на стадионе ждали, голы считать. Я дорогу домой помню, не заблужусь! Мне тут прибраться надо, — отмахнулась Носова.
— Я вернусь! — оглянулся в дверях Севка и повторил голосом Терминатора: — I’ll be back! ККИ