35 глава. Чики-пуки

Помните, как в главе «Медиум Петра» Игоря и Чарли буквально «вымело» из кафе? И как Главный Редактор ринулся на штурм заведения, но его «уважительно отпружинило» на улицу? А Леха, как ни в чем не бывало, позвонил нашим героям и доложился, что он «бублики ест»? Сейчас мы вам расскажем, что на самом деле тогда произошло. И пойдем по порядку.

Так вот, Звонарев, обнаружив себя в одиночестве, почему-то не очень удивился. Он побрел по коридору, пытаясь опознать вход в «Башню печатников». И путь его был прямым до безобразия. Никаких поворотов и провалов. А что самое противное — на стенах снова позировали бесконечные усатые портреты. «Как же вы все мне надоели!»
Дверей было видимо-невидимо, будто кто-то специально удесятерил прежний двериный выводок — и всё исключительно для того, чтобы разозлить нашего терпеливого героя. Такое впечатление, что у создателя кафе в какой-то момент заклинило фантазию на этих дверях-коридорах-портретах. Лехе явно недоставало чего-нибудь необычного, экстравагантного.
— Кафе называется! Пусякина бы сюда. Мы бы с ним устроили пару разнообразий.
Он с досады ломился во все двери подряд, но бесполезно: они были заперты. «Какого черта! — ругнулся Леха. — И на улицу не выплевывают, и улик не дают! Хоть бы Голос прорезался…», — раздраженно подумал он, приближаясь к очередному косяку.

— Эй, кто-нибудь, отзовись! Ну, хоть куда-нибудь, пусти!
Чтобы подбодрить себя, Леха встал в боевую стойку «самурай с мечами» и красиво занес ногу над косяком.
Тут же раздался щелчок, и мальчика мотнуло в сторону. Хотя не ушибло: толчок был мастерски рассчитан.
— Че дерешься? — возмутился Леха. — Не хочешь пускать — не пускай, но не дерись!
Со следующим «противником» он был осторожнее. Хотел только тихо простучать «Спартак! Чемпион!». Но его шибануло электрическим разрядом.
— Нет, это вообще уголовно наказуемо! Превышение необходимой обороны!

Когда человек остается в одиночестве, на него часто накатывает особенное настроение. Сейчас оно приближалось к нашему герою. Привыкший вечно куда-то бежать, что-то искать и к чему-то стремиться, спецкор Звонарев испытал, наконец, чувство полногополной оторванности от реального мира. Он притулился к стене, постоял пару минут и для усиления задумчивости достал блокнот. Стоять было неудобно.
Взяв блокнот в зубы, он стащил со стены самый приметный портрет, приладил его вместо подстилки и уселся.
Вытянув ноги в кроссовочках 43-го размера (мамины туфли теперь они с папой шутя называют «пинеточками»), он поерзал, устроился поудобнее («могли бы и кресла для посетителей поставить!») и разгладил блокнот. Тот уже изрядно поистрепался и от этого стал еще милее. Полистав боевого друга, Леха, подобно Робинзону Крузо, разделил свежий лист на две части; на одной написал: «За нас», на второй: «Против нас». Почесал ручкой ухо и добавил еще одну графу: «Черные ящики». Потом провел горизонтальную линию и всадил: «Просто версии».
Впрочем, как вести себя в экстремальных ситуациях, ведущий рубрики «Спасатели» знал. Дав себе слово — во всем, что бы ни произошло с ним лично, извлекать только «плюсы» («мысль материальна»), он приступил к инвентаризации событий.

1. Кто прислал письмо? Неизвестно. Но ждет помощи. Мы помогать готовы? Значит, наш человек. Знать бы только, кто. А то напустил туману, и в кусты. — Леха вписал в таблицу: «Автор письма».
2. Медиум. Не нравится он мне. Чарлик из-за него заболел. На дядь Колю наезжал. Записываю в «Против».
3. Почему вход только с собакой? — и сердце мальчика сжалось при мысли о Чарли. Когда это приведюго на троне поманило псяру, тот его послушался и взял улику. — Значит, — зафиксировал Леха, — его закодировали в помощь этим гадам? (Почему я подумал этим гадам, а не этому гаду, — мелькнуло в голове Лехи. — Может, их уже несколько?)
4. Голос… — тут Леха задумался. — С Голосом вообще непонятка. Проверка на собаку? Вроде служит Медиуму (или кого он там хозяином называл). Но парень не вредный. И свое дело делает, и нам не мешает. Иногда даже сочувствует. Пусть себе сидит в «Черном ящике». Стоп, а не Голос ли нас выкидывает? Точно, он! Перенести во враги? Да нет, просто работа у него такая. Пусть в ящике побудет.
5. Стражник — кто он? Может, он как робот — ни за нас, ни за них? Щелбан дал… Правда, я первый начал. И с печатниками в ладах. Будем считать его в «плюсовых». В конце концов, вреда от него пока не было.
6. Ящерица. Зачем ее придумали? Это символ? Знак? Да, это знак. Какой? Что он нам дает? Запишу пока в «Ни то ни се».
7. Почему именно меня оставили? В чем связь? Может, я заложник? Тогда меня должны спрятать и охранять. Условия выдвинуть (Леха представил, что ему уготована особая роль в этом деле, и ощутил что-то сродни чувству миссии).
8. Теперь аквамарин, — продолжил он после некоторого перерыва. — Да, аквамарин!

— Как же я сразу не просек! Как же я не допетрил!
Засунув блокнот в карман, он ловким движением водрузил на место портрет и что было сил рванул в отсек «Д». Только бы ничего не случилось, только бы тот тип на троне не стибрил его камешек!
До Лехи лишь теперь дошло, что его не катапультировали вместе с Игорем и Чарли по одной простой причине: он по-те-рял у-ли-ку!

Отсек встретил его уныло: то же дверьё, тот же мрак. Дверь с ящерицей была приоткрыта, камешек сидел на месте. Это показалось Лехе подозрительным.
«Вынимать или не вынимать? — придержал он себя. — Вынешь — вышвырнет. И крындец приключению. Не вынешь — есть шанс попасть в печатню. Печатня! Так я с ним туда уже ходил! Почему же меня сразу не выкинуло? Значит, им надо было, чтобы я потаскался здесь? А потом дядька на троне с нами разговаривал, как будто все знает! А вдруг аквамарин — это «жучок»? Камешек-то был при мне все время. Или глазок? И с помощью этой штуки они подслушивают разговоры, подсматривают нашу жизнь? Иначе откуда он так хорошо осведомлен? Складывается впечатление, что он даже в курсе, какого цвета штаны были на мне с утра.

Чтобы подбодрить себя, Леха встал
в боевую стойку «самурай с мечами»
и красиво занес ногу над косяком.

Леха медлил. «Не возьму — все равно меня когда-нибудь выкинет. Только булыжник потеряю. С другой стороны — на фиг мне плутать по этому дверятнику?»
Леха подтянул штаны и, пристроив блокнот в безопасное место, чтобы не потерять его при депортации, приготовился к торжественному извлечению улики из замка. Посветив фонариком, он приладил руку к точке вероятного нажима, сгруппировался, зажмурил глаза, поддел камень и…

А ничего не произошло. Только дверь хрястнула и резко захлопнулась. На всякий случай Леха еще раз вложил камешек в ящерицу — дверь раскрылась. После третьей пробы ему стало скучно. От нечего делать он переступал с ноги на ногу, слушая, как поскрипывает половица. Но ничего не происходило. Трон пустовал, и все напоминало разобранные декорации. Как в театре: из зала видишь лес, дворец, а подойдешь ближе — кусок фанеры.

Леха в три прыжка достиг трона, взгромоздился на него, принял зловещую позу, выдержал паузу и, подражая «черному челу», заговорил замогильным голосом:
— Спецкор Звонарев. Я тебя признал. Ты настоящий противник. С этого момента я тебя учитываю…
Дальше у него, как и у хозяина кафе, отказала фантазия, да и жутковато было в этой комнате. Поэтому он слез с трона, достал из ящерицы аквамарин, понаблюдал закрытие двери… И догадался, что пошел отсчет нового приключения. Ведь опять все невероятное происходило именно с ним!

Леха и сам не понял — обрадовался он этому или нет. С одной стороны, прикольно быть исключительным героем в исключительных обстоятельствах. С другой — он подустал, хотел есть и даже спать. В общем, не решил еще, как относиться к случившемуся.
«Ну и…? — раскрыл он ладонь с камешком. — Что будем делать?» В глубине камня замерцал перелив, какого раньше не наблюдалось. «Может, это волшебство? Или это камень исполнения желаний?» — тут же сфантазировал Леха.
И, выдержав артистическую паузу, брякнул:
— Хочу пить, есть и разгадать тайну. Ну разве это много? Разве для такого волшебного кафе это сложно?
Лешка Звонарев и здесь оставался мальчишкой, и все происходящее, как у любого пацана, моментально превращалось в игру, и эта игра пока что была, как и у всех мальчишек, основным способом познания действительности.
Леха зажмурился, вытянул вперед руку и выговорил «личное заклинание»:

Чики-пуки,
Дай мне в руки
Все, что только захочу…
Даже то, о чем молчу.

Чуть-чуть приоткрыл один глаз. Потом пошире. Открыл второй.

Откровенно говоря, он не слишком верил, что от этого заклинания что-то изменится в его судьбе, просто по игровым правилам было положено в неразрешимых ситуациях прибегать к чему-то такому. А потом считать, что «сработало». Игра же. Поэтому он оказался не готов к тому, что случилось дальше. А случилось — вы не поверите! — вот что.
Пространство поплыло, заколебалось, как в компьютерных деформациях. Леху слегка повело («как на аттракционах в Парке культуры», — успел подумать он), и в следующее мгновение наш Пинкертон обнаружил себя сидящим на пуфике, с веером, да еще и по-турецки!
Тут был и диванчик, чтобы отдохнуть, и небольшой столик с кофейником, и даже обеденный стол. На вышитой скатерти — тарелка наваристого супа из чечевицы: от нее шел такой ароматный пар, что вздумай кто сейчас унести тарелку, Леха побрел бы за ним, как крыса за волшебной флейтой. Рядом, под крышкой, наверное, гуляш.

Естественно, первым делом Леха накинулся на еду.
— Подумаешь, чудеса, — бурчал он с набитым ртом, чтобы не поддаться изумлению. — Про скатерти-самобранки еще наши предки в лохматом веке знали.
Но это еще не все! По стене пробежал голубой луч, и появились слова: «Приятного аппетита!»
— О, привет, подруга! — подпрыгнул от радости Леха. — Что сегодня показывать будешь? Какое кино? Только, чур, не хамить, как в прошлый раз, а то аппетит мне испортишь. А у вас здесь прикольно! Нет, ты с кино погоди, вот кофе налью!
К кофе были бублики. Леха и их признал как старых знакомых:
— Ах, вот где Чарлик бублик надыбал! А мы-то: «Улика, улика!» А это просто бублик! Иногда бублик оказывается просто бубликом! И притом очень вкусным! — и Леха хищно впился зубами в круглый бок. — Спасибо тебе, сбытчица мечт!
По стене пробежало: «Да на здоровье!»
Все складывалось самым замечательным образом. И правильно говорят, что мысль материальна: стоило Лехе нацелиться на позитив, как все вокруг поменялось. И даже Строка проклюнулась, что особенно понравилось Лехе.

Заморив червячка размером с питона, он встал из-за стола, а грязная посуда каким-то образом тут же аннигилировалась (растворилась в воздухе).
— Эх, вот бы дома так, — мечтательно произнес спецкор, устраиваясь на диване и обмахиваясь веером. — Что-то уже и думать расхотелось… Видать, сытое брюхо не только к учению глухо, — заключил он и икнул.
Отложив идиотский веер в сторону, Леха вытащил из-за пазухи Бортовой журнал. Порылся в карманах и извлек видавший виды карандаш. Очинить было нечем — воспользовался «старым казачьим способом»: обгрыз до грифеля. Вспыхнул экран:
«Мог бы спросить — получил бы очиненный».
Леха только отмахнулся.
Через некоторое время Бортовой журнал дополнился планом помещения.
Белая стена вновь стала экраном, на котором, как в кино, Леха увидел себя в печатне.
— Во здорово! Ты все снимала? А скачать запись дашь? А то ведь никто не поверит, что это все вправду было!
Его собственные приключения сменились показом того, что Леха знал со слов Игоря и Женьки.
Кадры шли в убыстренном темпе, движения были резкими, угловатыми, смешными, как в старых фильмах.
— Да, спецэффекты явно слабоваты, да и графика не фонтан, — деловито резюмировал Леха. — Чего это мы, как паралитики, дергаемся? Аппаратура, что ли, древняя? У меня в старом телефоне и то камера лучше… Черт, телефон! И точно, ты права, сосиска речистая — остолоп и есть остолоп!
Он достал телефон из кармана. Связь была!

Леха быстро настучал номер Игоря.
— Звонарева не вызывали?
— Леха? Леха, это ты, что ли?
— Нет, с вами говорит мой медиум.
— Ну ты даешь! Ты нас чуть до инфаркта не довел. Папа — уже в кафе, рванул за тобой.
Дальше пошли какие-то помехи, через минуту Леха услышал взволнованный голос дяди:
— Леша, ты где?
— Да я тут, в кафе! Вкушаю… В смысле — ем! — успокоил он Главного Редактора. И показал Строке язык, а она отозвалась: «Вкушаю — слишком манерно».
— Здесь клево, — похвалил Леха. Строка сразу ответила: «Спасибо!
„Клево” — нет такого наречия. Вероятно, грубый сленг».
— Не беспокойтесь, дядь Коль, ща улику надыбаю, и меня к вам выплюнет.
«Это на каком языке ты говоришь?— поинтересовалась Строка. — Выплевывать тебя не будем, для начала пожуем!»
«Она еще и острит! — погрозил он Строке кулаком. — Посмотрим, кто кого!» А в трубку ответил:
— Не-е, дураков больше нет — выскакивать сразу: пусть поуговаривают. Меня, знаете, почему не катапультировало? Я ж улику потерял.
«Соображаешь. Возможно, ты не так уж безнадежен», — констатировала Строка и в знак примирения показала коридор и дверь со знакомой перчаткой. Леха поднял вверх большой палец и потряс им: мол, круто.
— Дядь. Я в печатню хочу. Мне надо поговорить с ними.
Строка тут же переключилась на показ его первого визита в печатню.

Леха хищно впился зубами в круглый бок.

На экране Еремей как раз говорил свою фразу про ящерицу, — звука не было, но Леха помнил: он тогда еще выпалил их с Пусякиным отзыв: «Конфуций всегда жив!» Первую часть пароля Еремей, разумеется, не знал, но она была столь же замечательна: «Финики созрели».
На экране появилось лицо печатника крупным планом.
«Вот! Вот оно! Ну, конечно же! Как он сразу не догадался?! Ну, Строка, ну, молодец!»
Леха ясно видел, как Еремей, протягивая ему «Ведомости», заменил экземпляр на другой — «менее помятый», как он объяснил. Леха тогда не придал этому значения, и потому забыл. А теперь Строка напомнила!
— Есть новая информация! — вскочил Леха.
Дожевывая очередной бублик (на этот раз — с кокосовой стружкой), Леха поставил пустую чашку и встал из-за стола:
— Сосиска, прощай! Спасибо за угощение! И за кино тоже!
«Заходи еще!»— пригласила Строка.
— С удовольствием. Номер комнаты не подскажешь, а то в вашем дверинце и заблудиться можно.
«Это тайная комната. У нее нет номера!»
При слове «тайная» в нем опять шевельнулся дух авантюризма.
— Что ж ты раньше молчала, веревка электронная? Тады извиняй за нахальство, но я должен здесь все обследовать.

Леха открыл большой старинный резной шкаф. На плечиках висело цирковое трико, тоже старое — в таких выступали клоуны в начале прошлого века. Прислоненные к задней стенке стояли обручи, обтянутые блестящей тканью, полосатые тросточки; на полках — непонятные веревочки и цветные шнурочки; поводок на пять ошейников сразу, и сами ошейники. Несколько фарфоровых собачек — Леха видел такие в антикварном магазине. Ставшие хрусткими от времени пожилые афиши были скручены в аккуратный рулон. Разумеется, Леха развернул его!
Усатый человек держал в охапке штук пять одинаковых беленьких собачек, а в цилиндре сидела большая трехцветная кошка. Надписи кричали: «Только одно представление! Чудеса дрессировки! Говорящие собаки! Пудель-предсказатель! Собака-медиум показывает будущее! Весь вечер на арене Юрий Волшебкин!»
— Сосиска, где ты раньше была? — проворчал Леха, выныривая из шкафа.
«Тут, а что?»

Тяжелый альбом в кожаном переплете был набит фотографиями. В фанерной коробке обнаружились потертые на сгибах детские рисунки, картонные медальки, газетные вырезки, самодельные открытки.

У Лехиной мамы тоже была такая шкатулка. Там она хранила мятый тетрадный листочек с коряво написанными синим карандашом словами «мама», «папа», грамоту об окончании детского сада, письмо из лагеря (глупое: он просил привезти ему сгущенки и спрашивал, скучает ли без него Чарлик), бирочку из роддома и завернутые в бумажку первые волосики.
— Извини, подруга, что нагрубил. Тут все ненужное. Точнее, нужное, но не мне. Ничего брать не буду. Это память, я понимаю.

Спецкор помолчал, пытаясь понять, что значат или значили все эти вещи для незнакомого ему Юрия Волшебкина, какое отношение может иметь этот человек к делу. — Слушай, поговори со мной. Согласен на лекцию.
«Лекции потом», — процитировала Строка.
— Да ладно тебе! Не ломайся, проясни непонятки!

«Спрашивай. Отвечаю на любые три вопроса».
— Сосиска! Ты друг! Я тебя зауважал! — что называется, в творческом импульсе обрадовался Леха.
«Не увлекайся „сосисками”, мое терпение может иссякнуть», — отпарировала Строка.

Леха знал, что главная ошибка героев всех сказок — попросить в такой момент что-нибудь незначительное, типа нового корыта. «Узнать про печатника? Про „близнеца”? Про живодера на троне?»
Но, подумав, он все же выдал самый искренний и заветный вопрос:
— Первое, что я хочу спросить: что с моим Чарликом? Как его вылечить?
«А ты его прощупывал?» — ответила вопросом Строка.
— В каком смысле? — растерялся Леха.
«Это считаем вторым вопросом?»
— Нечестно! У тебя тоже вместо ответа был вопрос.
«Ладно, соглашаюсь. Ты хотя бы к ветеринару собаку водил?»
— Нет, — почувствовал себя круглым идиотом наш спецкор.
«Тогда ответ номер один: прощупай пса хорошенько».
— И что будет?
«Будет второй вопрос. Отвечать?»
Взвесив pro и contra, Леха отказался: уточнения ему нужны будут после прощупа.

— Тогда так. Вопрос номер два. Кто тут главный?
Кто хозяин кафе? — с ударением на каждом слове спросил Леха.
«Хозяин кафе — известный дрессировщик Юрий Иванович Волшебкин, — невозмутимо заструилась Строка, словно докладывала очевидность типа „2 х 2 = 4”. — Третий вопрос?»
— Ни финты себе расклад. Вас что, в школе не учили отвечать развернутым ответом?
«Каков вопрос — таков ответ. Считать твой выпад третьим вопросом?»
— Ладно, забьем. Какое отношение какой-то дрессировщик собак может иметь к тому челу на троне? Погоди, это не вопрос, я рассуждаю. («Надо вспомнить все с самого начала. Бублик. Дальше. Булыжник. Ну, он двери открывает. Статуя. Кто она? Стоп. У тебя один вопрос. Только один. Думай, Звонарев, думай. Есть!») — Скажи, что связывает бублик, аквамарин, Статую и «Ведомости»? В общем, все то, что мы считаем уликами. Если они, конечно, улики.
«Ничего не связывает. Сеанс закончен, всего доброго, спасибо, с вами было интересно».
— Как это «закончен»?! — завопил Леха.
«Это уже четвертый вопрос».
— Не вопрос, уточнение! — еще громче заорал Леха. Потом осекся и тихо попросил. — Ну что тебе стоит? Дорогая. Красавица. Умница. Принцессочка.
Строка изошлась нежными смайликами, протанцевала изгибистой линией вдоль экрана и остановилась.
«У каждой улики — свой секрет. С помощью бублика можно проходить сквозь стену. Аквамарин — универсальный ключ от всех замков. Статуя обладает даром предсказания, а «Ведомости»…
Строка замелькала, заискрилась и стала застенчиво исчезать.
— Погоди! Я ж не все спросил! Хочу разгадать тайну печатника! Хочу знать, на фига мне подкинули «близнеца»! Хочу аквамарин понять, зачем он! Хочу…
Надпись отчаянно заморгала. Какое-то время на экране были видны только неразличимые пиксели.
— Ну вот, завис… — расстроился спецкор. — Стоит только попросить чего-нибудь стоящее — фиг вам, старайся сам.

Пиксели на экране подровнялись, откуда-то вынырнуло «Большое человеческое здравствуйте» и сложились слова: «Квота исчерпана».
— Это очень, очень грустно. Ведь я даже не знаю, как отсюда выйти. Но тебе, моя принцесса, большое-большое спасибо, — грустным голосом сказал Леха и чуть не всплакнул (для эффекта).
«Выход — он рядом».

Опа-на. Все 15 дверей аккуратно выстроились в два ровных ряда, и на каждой висела аккуратная учетная табличка с названием. Только сами проемы показались Лехе несколько меньшими, чем оригиналы в коридоре. Это что, дверокопии?
«Выход на арену» — прочел Леха, обходя двереворот. Другая табличка сообщала: «Если бы». Дальше находились: «Створки Времени», «Обучение фокусам с жуками», «Лифт», «Сад величин». Леха быстро пробежал по коридорчику и переписал эти и другие названия в блокнот.
«Увы, наше время истекает»,— с грустью объявила Строка.
— А как сюда вернуться, в эту комнату?
«Никак. Ее нет. Про нее никто не знает. „Чики-пуки” сама находит своих гостей».
— Ладно, засиделся я тут. Пойду улику искать! — Нет, не все. Леха взглянул на Строку. — Принцесса, я тебя записываю в «Свои»!
Экранчик благодарно подмигнул и погас.