Осенний день загрустил, ведь на все про все ему оставалось каких-то три часа. Хмурые тучи набухли горючими слезами, готовые снова и снова оплакивать ушедшее лето. Но по редким синим линейкам неба вдруг поползло такое курчавое и такое июльское облако, что Игорь, ожидавший приятеля и в нетерпении меривший шагами тротуар рядом с «домом-императором», остановился и проводил его взглядом. Ветер разметал этот неожиданный летний привет, и тот растаял так же внезапно, как и появился.

Круглов-младший терпеть не мог, когда кто-то опаздывал. Но по закону подлости его верный друг и товарищ никогда не сверялся ни с часами, ни с солнцем, ни с графиками. Любые просьбы об ускорении вводили Женьку в хронологический ступор: он искренне не понимал, как можно жить еще быстрее.

Дружба Игоря и Женьки началась в пятом классе и, как это часто бывает среди мальчишек, с драки. На перемене Игорек, сидя перед раскрытым учебником и задрав глаза к потолку, тихо, но вдохновенно декламировал: «Да, были люди в наше время, не то, что нынешнее племя…»
Сосед по парте (а им был не кто иной, как Женька), не торопясь, доставал из портфеля учебники и тетрадки.
— А все-таки зря они Москву сдали, да, Кругляш?
— Кто сдал? — напрягся Игорь.
— Как «кто»? Наши. С Кутузовым, — как-то небрежно, через плечо ответил Женька, выволакивая на свет пенал и дневник.
Игорь, которому папа уже давно все рассказал про войну с Наполеоном, про партизан и отважных русских полководцев, совет в Филях и хитрый план фельдмаршала, вдруг узрел в этой небрежности презрение и воспринял слова соседа как личное оскорбление.
— Повтори, что сказал, Коротышка!
— Игорех, ты чего? В стихотворении ж написано! — оторопел Женя.
— Что написано? Там «смешались в кучу кони, люди…», там герои все, а ты… — задыхался от возмущения Игорь.
— Да я-то здесь при чем? Ты читать умеешь? — пухлый палец мальчика торопливо искал нужную строчку. — Вот: «Не будь на то господня воля, не отдали б Москвы!» Отдали ее, понимаешь! От-да-ли! И сожгли… — Женька, моргая как игрушечный луноход, растерянно глядел на распалившегося одноклассника.

Безвинный учебник соколом слетел с парты.
— Ах ты, гнилой предатель! По-твоему, Кутузов тупой? Ничего лучше придумать не мог? Да не отдали б Москву — всю войну бы проиграли! — больше Игорь не мог сдерживаться и бросился на Женьку, как соседская такса на куклу.
Растащила политических противников Данута Станиславовна, как всегда подоспевшая вовремя. После коллективного восстановления исторической правды борцы, сопя, пожали друг другу руки. Видок у обоих был, мягко говоря, неважнецкий. Женькина рубашка осталась без рукава, под глазом у Круглова расплылся огромный бордово-черный синяк.
— А Игорь у нас теперь и впрямь как Кутузов! — смеялась Данута Станиславовна.

Если кому показалось странным, что, будучи в пятом классе, дети уже знают про историю сожжения Москвы, про нелегкое решение, принятое Кутузовым для спасения армии, то мы ответим: удивительно, что они еще не начали дискуссию о том, что повлияло на решение Кутузова. Игорь с детства был истинным сыном своего отца!

… Домой мальчишки шли вместе. С тех пор они всегда ходили вместе. Это было забавное зрелище: легкий, подвижный, то и дело забегающий вперед Игорек, успевающий вприпрыжку нарезать не один десяток кругов; и степенный, основательный, солидно вышагивающий со здоровенным портфелем Женя. Больше они никогда не ссорились. Может, потому, что повода не было. Или, вернее всего, просто научились принимать друг друга.

Наконец знакомый силуэт обозначился возле арки. Походкой боевого слона к Игорю приближался коренастый паренек с вьющимися волосами; промозглый ветер нещадно трепал их и лохматил.
— Ну, здорово! — протянул руку Женька.
— Привет, опоздант! — ладонь у приятеля была сухая и теплая, и продрогший Игорь пожал ее с удовольствием. Ему так не терпелось поделиться сногсшибательной новостью, что он тут же, без предисловий и нотаций, приступил к делу: «Слушай сюда…»

Особенное впечатление на Женьку произвела «усатая» галерея.
Он молча, не перебивая, выслушал друга и, как обычно, был крайне скуп на слова и эмоции.
— Ладно, пошли в это «генваря», на месте разберемся, — друг детства поднял лицо к небу, зябко поежился: начал накрапывать дождь, и улица, накрытая всплакнувшей серостью, словно сузилась.
— Туда не так-то просто попасть. Видишь ли, собака нужна. Я же тебе говорил! — с досадой воскликнул Игорь.
— Нашел проблему: Чарли за поводок — и вперед! — пожал плечами Женька. — У тебя хоть зонт есть?
— Всегда бы так просто! В Чарли впендюрили какой-то код, и теперь за ним могут следить, — я же хочу изучить обстановку без лишних глаз. Зонта нет, — Игорь уже приплясывал на месте то ли от холода, то ли от нетерпения, сверля взглядом заветную дверь, но Женька только почесывал затылок.
— Ну, тогда… Да я сам собакой прикинусь, раз такое дело! Парик не нужен, я и так шерстистый, — он тряхнул шевелюрой. — Чем не собака, раз без зонта?

Он надвинул на глаза мохнатый капюшон, плюхнулся, кряхтя, на четвереньки и задиристо тявкнул:
— Дождь разведке не помеха.
— Ну, Женька, ты вылитый сенбернар! — покатился со смеху Игорь.
Конечно, «собачья жизнь» тяжелым бременем ложилась на широкие Женькины плечи, ведь стоять, а тем более ходить «на своих четверых» — не самая приятная перспектива, но ради друга он готов был и потерпеть.

Ребята остановились перед заветным входом. Дождь сыпал на крыльцо крупные холодные бусины. Женька приготовился к подвигу: выбрал местечко посуше, встал на карачки, профыркался, пару раз гавкнул, глубоко вздохнул и первым отправился в неизвестность. Вместе с порывом ветра вслед ему полетели крупные капли.

— Здравствуйте, где собака? — Голос, еще не известный нашим авантюристам, повис в тишине. Сверкнула вспышка, и на стену упала тень. Игорь завертел головой, чтобы обнаружить говорящего. Никого.
— Как «где»? Вот же! Познакомьтесь, сэр… Бернар! — от волнения он начал немного заикаться.

— Ты что несешь? Какой «сэр»? Сенбернар! — зашикал Женька.
— Не шуми, поздняк метаться, — «любящий хозяин» легонько пнул в бок не в меру болтливую «собачонку».
— Ваша собака умеет разговаривать? — напомнил о себе невидимка.
— Нет, что вы! Моя собачка гавкает! — «…авкает, …авкает», — таинственное эхо, многократно отразившись от темных стен, разнеслось по гулким коридорам.
— Что ж, тогда проходите, «сэры Бернары», — с заметной иронией прозвучало приглашение.
Игорь торопливо подтолкнул Женьку в «пятую точку» и потянул за капюшон. Ребята двинулись к ближайшей двери, из-за которой доносились звуки скрежещущего металла, грохот, рев двигателей и переливы флейты. Женька толкнул дверь плечом, потом навалился на нее — она не поддалась.

— Везде пропадала, — усмехнулся Игорь, увлекая за собой «сенбернара». — Вперед, псина! — Едва он договорил и шагнул вместе с другом в полутемный проход, как за спиной снова раздался треск и скрежет, многократно усиленный эхом.

Началось! Они в западне!
— Не, мы так не договаривались, — заволновался Женька.
Был бы он настоящей собакой, завыл бы сейчас от тоски и страха. Или хотя бы почесал задней лапой за ухом (с досады).
Игорю тоже стало не по себе, но он пытался сохранить спокойствие:
— Слушай, сезам! Или как тебя там — псих! Псилофит! Психея! Психрометр! Откройся! — все известные слова, которые начинались на пси-, были извлечены из недр Игоревой памяти. Безрезультатно. Все их шансы вернуться — искать выход с противоположной стороны коридора.

Повсюду что-то ухало, шумело, капало, журчало. Кирпичный туннель, в котором очутились наши герои, казался бесконечным. Узкий, длинный, сырой, с обветшалым сводчатым потолком — своей мрачностью он напоминал декорации из фильма ужасов.
— Ой! — зажмурив один глаз и потирая макушку, Женька поднял небольшой предмет, который неизвестно почему и зачем свалился ему на голову. — Интересная штучка! — уставился он на загадочную пластинку. И вдруг волчком закрутился на месте. По его лицу проскользнуло что-то липкое и противное.
Говорят, слоны боятся мышей. Но никому и в голову не придет упрекнуть их в трусости. То, что сильный и храбрый Женька покрывался холодным потом при виде всякой мелкой живности, спокойно можно было отнести к особенностям его натуры, или, как сказала бы премудрая Полинка, «к характеристике индивида со стороны динамических особенностей его психической деятельности».
— Прекрати трястись, — Игорь смахнул со щеки друга маленького восьминогого мохнатика. — Это всего лишь паучок!
— Игорян. Прошу тебя как мужчина мужчину. Давай вернемся, — Женька, поморщившись, потерся о плечо щекой, на которой все еще «теплилось» мерзкое ощущение. — Терпеть не могу всю эту ползучую пакость. Б-р-р-р.

— Эй, сэр Бернар, ты, никак, нюх потерял? Вперед, мой верный пес! — не оглядываясь, подбодрил товарища Игорь.
— Ты мне еще «Фас» скомандуй! — «подбодрился» тот. — Можно, я хотя бы на двух ногах пока пойду? Нет же, вроде, никого, — и Женька отряхнулся. — Короче, я расчетверениваюсь.
Друзья осторожно передвигались дальше; на стенах — статные воины на резвых конях, сцены баталий, копья, орудия. С потолка свисали старинные люстры на железных цепях, а вместо современных лампочек мерцали высокие свечи.
— Что-то твой братец напутал. Говорил: «портреты, портреты с усами», а тут — одни барельефы да горельефы! — проворчал Женька.
Он вытащил из кармана куртки носовой платок и теперь брел за товарищем, вздыхая, озираясь и оттирая ладони от, как ему казалось, неистребимой грязюки.
Они шли в давящей тишине, из которой вдруг прорезался тихий, неразборчивый шепот…

В это же самое время Ритуля с китайской собачкой в портфеле паслась у двери с табличкой «29 генваря». Она сразу опознала парней, входящих в кафе. Младшие школьные товарищи всегда помнят старшеклассников, а те младших — практически никогда.
Студенты вошли без собаки! А у нее, Маргариты Носовой, собака есть! И почти настоящая!
Негодующая Ритуля ринулась за ними.
— Без собаки нельзя! — сердито остановил ее Голос.
— У меня есть собака! Вот! — и девочка нажала кнопку. Игрушка замотала лапками в воздухе, раздался китайский лай, от которого хотелось зажать уши.
— Мадемуазель, я ценю вашу находчивость, но не проще ли прийти с обычным животным? И выключите, пожалуйста, этот кошмар!
— Но вы только что пустили двух человек без собаки! — захлебнулась в своем возмущении Рита. — Я буду жаловаться вашему начальству!
— Увы, юная леди, мое начальство можно достать только с собакой. Таковы правила. А что касается юношей, таких же изобретательных, как и вы, — так они здесь не задержатся, можете подождать их снаружи!
— Это несправедливо! — Ритуля сердито топнула ногой. — Они там, я тут! Пустите меня! Я уже в третий раз прихожу, в самом деле!

Они шли в давящей тишине, как вдруг послышался тихий, неразборчивый шепот

— Вы так мило сердитесь! — Голос, казалось, пытался успокоить девочку. — Я, пожалуй, пришлю вам подарок, для того чтобы вы окончательно отказались от вранья.
— Хорошо, хотя бы объясните — это кафе или что? Кто вы такой? Почему я вас не вижу? Где вы сидите? Может, вы держите тут… трупы? Как вас зовут?
— Столько вопросов, я прямо теряюсь, — вздохнул Голос. — Все-таки вам лучше заняться историей буквы «Р» и подготовиться к послезавтрашнему заседанию редакции.
— Чего? — опешила Ритка. — Вы что, следите за мной?
— Не только же вам заниматься слежками. Придите с собакой, и я с удовольствием вас пропущу. А пока — до свиданья!
И опять кто-то невидимый «повел» Риту под руку к выходу. Она пыталась сопротивляться, — тогда невидимка слегка, но довольно ощутимо шлепнул ее по мягкому месту.
— И, пожалуйста, не надо в следующий раз пытаться пройти с чучелом волка, украденным из краеведческого музея! Нужна обычная живая собака! — посоветовал Голос, когда дверь уже почти закрылась.
«Что он там сказал про парней? Скоро вернутся? Значит, подождем. И про кражу в музее что-то говорил. Эх, самое главное не расслышала».
Ритуля устроилась на рюкзаке в своем наблюдательном пункте под аркой. Ей показалось, что в ее сторону летит тополиный пух. Хотя какие тополя — на дворе осень.

Почему невидимый маэстро заговорил о вранье? Ритке пришла в голову странная мысль: в этом кафе каждый посетитель получает то, что заслужил. В частности, она — врушка-врушка-врушка, и ей здесь вставили пистон на тему врак. А если бы сюда проникла Лялька, ее научили бы… <…>

Ритуля устроилась на рюкзаке в своем наблюдательном пункте под аркой