В этот момент пространство явно стало шире и выше, под ноги легли темные каменные плиты, а стены оказались сложены из толстых блоков известняка.
— Без паники! — воскликнул мальчик, удивившись твердости своего голоса, и обнял собаку за шею.
Куда-то ввысь выросла деревянная винтовая лестница, виднелись перемычки этажей. Сколько их, посчитать отсюда было трудно, но все сооружение изнутри очень походило на башню. Теперь надо было сообразить, что делать дальше.
— Для начала обследуем территорию. Ты — низ, я — верх. Ты — вдлинь, я — вширь. Ты — прямо, я — наискосок. Идет?

Пока пес обнюхивал помещение по периметру, Леха занялся верхами, тем более, как корреспондент школьной газеты, он хорошо знал: нельзя обходить вниманием ни единую деталь — все может иметь значение. Чарли начал тихонько поскуливать, будто привлекая Лехино внимание.

Вытащив ручку и свой походный блокнот, который всегда был с ним и уже не раз выручал его в непредвиденных ситуациях, спецкор приготовился к репортажной зарисовке:
— Так, дислокация у нас следующая…
Он что-то деловито записал на листке и бодро зашагал по скрипучим ступенькам, надеясь дойти до самой крыши. Подъем оказался недолгим. Верхний ярус явно служил чердаком или складом отслуживших вещей.
Под потолком висели, как приклеенные, три окна, точно такие же — снаружи над вывеской «29 генваря»: маленькие, восьмиугольные, завешанные бордовыми шторами, и абсолютно нелепые, будто кафе вывернули наизнанку.
Тут Лехе показалось, что где-то в паре шагов от него скрипнула половица. Он, моментально забыв про окошки и даже про дислокацию, свистнул Чарлика и занял боевую стойку мабу — сложил руки на груди и присел, расставив ноги как можно шире. «Есть кто?»… Тишина. Осмотрелся — никого. Только где-то в углу стоят старые доспехи, какие носили стражники из сказок.

Илл. к этой главе взяла на себя команда МБИ-2013 «Летучие», Калининград

«Есть кто?»… Тишина. Осмотрелся — никого.
Только где-то в углу стоят старые доспехи, какие носили стражники из сказок

ККИ

— Ни финты себе расклад, как сказал бы мой друг Пусякин, несвоевременно сраженный гриппом. Реальный шлем. И алебарда! — приблизившись, наш спасатель постучал пальцем по кумполу шлема. Звук получился низкий и глухой, но Лехе понравилось.

Доспехи шевельнулись.
— Эй! — попятился спецкор и уже собрался подозвать Чарли, который куда-то запропастился. Доспехи не шевелились. — Не-е-е, показалось…

А жаль! Ему так хотелось приключений! И вдруг:
— Эй! — раздался опять скрипучий недовольный голос. Шлем наклонился. — Отлыниваешь от работы?

Чарли подошел к закрытой двери и поскреб по ней лапой, потом отступил и обернулся к хозяину, растерянно виляя хвостом

Доспехи так обращались к Лехе, будто они только вчера расстались.
Как ни странно, Леха хоть и оторопел, но обрадовался. Да, именно так: он и не думал пугаться, он с самого начала настроился на приключения и теперь готов был встретить их во всеоружии, хоть и без лат.
Пусть эта ржавая кастрюля не воображает, что его, спецкора школьной газеты «Полундра», спасателя и человека дела, можно напугать какими-то дурацкими трюками.
— А я как раз на работе, ясно? — и для пущей убедительности он, хорошенько прицелившись к забралу, выдал стальному чучелу королевский щелбан.
— Не замай! — с угрожающими нотками проскрипел доспех, который оказался самым настоящим живым стражником. — Заруби на носу, это в последний раз, — предупредил он Лешку.
— Что «в последний раз»? Щелбаныч? — не понял Леха.
— Что «что»? При деле надо быть, вот что, — ответил страж, железным пальцем чувствительно вернув щелбан Звонареву.
— А я, по-вашему, где? — обиженно буркнул спецкор, потирая лобешник. — Я, между прочим, на спецзадании. Я вообще сейчас буду вас интервьюировать.
— Эт еще зачем? — насторожился охранник и на всякий случай опустил забрало.
— Не боись, это не больно. Ну, я вам — вопрос, а вы мне — ответ. Вот, к примеру…
Но Лехе не дал договорить Чарли, ворвавшийся на этаж. Пес радостно крутил хвостом, прыгал и подставлял хозяину бока, чтобы тот его погладил.
— А энтого лохматого просили выгнать. Собакам не тут место, — прогудел из-под шлема железный человек.
— Исключено! — возмутился Леха. — Во-первых, Чарли — мой проводник. Во-вторых, это его, а не меня сюда вызвали. В-третьих, он как лабрадор является главным героем нашей рубрики «Спасатели». В-четвертых…
— А мы здесь тоже все герои, — бесцеремонно перебил его стражник, даже не отреагировав на «Спасателей» (что, надо сказать, задело Леху — эта рубрика, по его мнению, была настоящим эксклюзивом, а ее символ Бобик, прототипом которого служил Чарлик, — отличной журналисткой находкой). — Повторять не буду. Псина! Ты меня слышала? А ну пшла вон! — прикрикнул на Чарли железный человек.

— Чарлстон! Ни с места. Я тебе запрещаю!
Обиженный Чарли потоптался, нерешительно гавкнул, а потом отпрыгнул в сторону — и вдруг исчез, как будто растворился в воздухе.
— Чарли! Где ты? — заметался Леха.
Увы, пса уже не было — ни рядом, ни в стороне.
— Эй ты, железный Феникс, где моя собака? Я никуда без нее не пойду! Ты мне ответишь! У нас закон защиты животных, понял? — застучал Леха в металлическую грудь кулаками. Но стражник словно не заметил барабанной дроби по латам.
— А у нас свои законы. Следуй за мной! — и взмахнул рукой в железной перчатке, украшенной — Леха заметил — изящной серебряной ящеркой с теменным камешком во лбу.

От этого взмаха этажи стали перемещаться, а башня — не падать, а как бы плющиться, восьмиугольные окошки запрыгали и переплелись, а лестница превратилась в огромный, во всю стену, стеллаж. Спецкор не успел ничего сообразить, как перед ним открылась просторная зала, по центру которой возвышался массивный, благородного дерева царь-станок. Рядом стоял цинковый стол, заваленный инструментами. Пахло кожей и клеем, в носу свербило от сильного кислого металического запаха. Чуть поодаль на лавках и полках лежали стопки свежих переплетов.

Восьмиугольные окошки запрыгали и переплелись, а лестница превратилась в огромный, во всю стену, стеллаж

Леха с наслаждением вдохнул запах печатни и заметил, что попал сюда в самый разгар работы: за станком трудился бородатый великан с повязанной на лбу тесьмой, вокруг сновали подсобники — резчики шрифта, переписчики, переплетчики.
— Еремей! Ставь форму! — скомандовал Великан человеку, необыкновенно похожему на него.
«Братья», — подумал Леха.
Второго, Еремея, вряд ли можно было назвать великаном, хотя ростом и саженью в плечах он походил на брата. Но что-то в нем было — Лехе это сразу бросилось в глаза — невеликанское. Не было спокойной размеренности в движениях, как у старшого, а была какая-то шустрость, смахивающая на суетливость.

Печатники возились с книгой. На корешке одного из фолиантов значилось: 1713 год.
Рядом с братьями сидел человек с одной густой светлой бровью и насвистывал незнакомый мотивчик, вырезая из кожи будущие «обложки», красил их и раскладывал сушиться к ровному ряду деревянных корешков.

Никто не обратил на появление Лехи внимания, кроме Еремея. Тот как будто даже обрадовался его приходу: подмигнул, махнул рукой, мол, подгребай поближе.
— Нравится тебе? — кивнул Еремей на стопку, заметив, что мальчишка разглядывает книги и даже зачем-то нюхает.
Леха замялся. Обижать печатника не хотелось, — но не врать же, в самом деле.
— Честно? Непрезентабельные какие-то. Буквы кривые, сплетенные, как ветки. Запятых полно. Вы думаете, их кто-то читает? Вот у нас — другое дело.

Леха ждал вопроса: «Где это у вас?», но Еремей словно знал, про что идет речь.
— Ваши буковки без любви и души расставлены. Не буквы — краска, не слова — сотрясание воздуха.
— Зато у нас книги миллионными тиражами выходят, — кивнул Леха на красильщика обложек. — Ксерокс врубишь: бац, дрынц, пынц — и никаких проблем.
— Потому и не цените! А я тебе вот что скажу: пройдут сотни лет, и почти всё, что ты, сынок, имеешь в виду, исчезнет. А с этой такого не случится, — сказал Еремей, поднимая с лавки книгу, на переплете которой была выбита голубая ящерица. В отличие от той рептилии, что Леха приметил на перчатке у Феникса, у этой в голове вместо теменного глазика зияла черная дырка. — Все эти тома будут пребывать в целости и сохранности, — и многозначительно глянул на брата.
— Да, сделано на совесть, — согласился Леха, поглощенный разглядыванием фолиантов. Особенно ему приглянулся один, под названием «Марсово поле», с тисненой обложкой, а главное — внутри были карты военных сражений. «Вот бы вместо наших контурных карт по истории такие были», — с завистью подумал Леха. ККИС
— На совесть… — буркнул Великан за спиной Еремея. — Кое-кому это могло стоить жизни.
— Не накликай беду, — отозвался Еремей. — Не ровен час…
— Кто живет тихо, тот не увидит лиха, — ответил ему брат.
Дело принимало интересный оборот. «Кое-кому» — кому? Кто живет тихо? Кто не увидит лиха?

А вдруг в этом и есть разгадка тайны, ради которой Леха и послан в разведку? А вдруг этот кто и есть тот, «кому угрожает опасность»?
Леха вытащил из кармана блокнот и с деловым видом направился к Великану, по всей видимости, главному печатнику. Интервью с Железякой сорвалось, но этот случай он не упустит. Впрочем, интервью — вопрос номер два, главное — узнать, кому угрожает опасность.
— Здрась. Можно спросить? — прокашлявшись, обратился он к бородачу.
Тот, не отвлекаясь от своего дела, бросил:
— Чего надо?
— Я корреспондент школьной газеты «Полундра», Алексей Звонарев. Хотел бы узнать ваше мнение… — встретив недовольный взгляд, Леха помедлил и кивнул на станок, — вот об этом.

Машина напоминала толстую раму, надетую на стол. К раме сверху был приделан пресс. Даже великое множество причиндалов, раскиданных в беспорядке по сторонам, не могли испортить впечатления от генетического благородства механики.
— Это у вас настоящее? — спросил Леха с подхалимской интонацией.
— Нет, подделка! — рыкнул Великан. От этого рыка даже зазвенели бутыли с клеем. Великан развернулся и в упор уставился на мгновенно вострепетавшего Звонарева.
— Я же не сказал «подделка», я только спросил… — жидким голосом залепетал тот.
— Он только спросил…. Только полный профан может «только спросить» такое!
— А я и есть профан! Даже если и не профан, все равно, ведь в этом что-то может быть и ненастоящее… Потому я и хотел прежде услышать ваше суждение. Извините, но я же не учился специально печатному делу! — заволновался мальчик, педалируя на вежливые обороты.
— А мы тя щас научим! А ну, Ерема, кидай фартук! Пусть он не глазьями хлопает, пусть сам сравнит наши экземпляры с ихними.
На это Леха ну никак не рассчитывал!

Пресс был явно тяжеловат для его мальчишеских рук, а позориться, показывать себя слабаком в глазах печатников ему не хотелось. Да и поручение дяди витало над ним. И отсутствие Чарлика тяготило. («„Наши” экземпляры с „ихними”. Они что, знают, откуда я? Они в курсе?» — ветром пронеслось в голове мальчишки, но с этим же ветром вопросы унеслись вдаль, оставив Леху наедине с проблемой: как вежливо отказаться от предложения?)
— Я не могу! Я занимаюсь важным расследованием! У меня каждая минута на счету! — выпалил Звонарев. — Извините. Простите. Если можете.
— Верно, — улыбнулся Еремей. Леха приметил, как заблестели его глаза, когда он глянул на станок. — Пусть идет. Он еще вернется.
— Я еще вернусь, — подтвердил Леха. — Только Чарли разыщу, улику найду и вернусь.

Тут Еремей прищурился и, как бы между прочим, произнес: «Теменной глазок».
— Чего? — переспросил Леха. Ему на миг показалось, что Еремей так на него посмотрел, словно только что сообщил первую половину пароля. А Леха должен кровь из носу — выдать отзыв, причем неважно, что он ему неизвестен, главное: посыл должен прозвучать в правильной интонации. И Леха выдал первое, что пришло в голову, — их с Пусякиным пароль: «Конфуций всегда жив!»

Как ни странно, Еремей кивнул, словно принял ответку, и мимоходом приложил палец к губам: мол, ясно, никому ни слова. Он выразительно скосил глаза на Великана, мол, ему о наших переглядках знать необязательно. Если честно, Леха ничего не понял, но сообразил: это не просто «приколы» взрослого, ему что-то доверяют, и это дело касается Великана. А значит, всё, что здесь произойдет, надо точно и прочно запоминать. Только «что» запоминать? Этого он не знал.

Тут на экране появилась Бегущая строка. Вроде той, какую Леха с подачи Старостина прежде встречал на Портале школьной прессы. Во время дедлайнов она скользила по страницам и сигналила: «Проект стартует», «Проект завершается». А потом исчезала до нового дедлайна. Вован был от нее в восторге, а старпом в бешенстве. Вовик еще сказал: надо нам такое в редакции соорудить.
— Ничего себе. Этот Портал еще и здесь обитает? Ну, дядя Коля, ты и влип!

Строка замигала:

И вдруг прямо запылала:

— Я, что ли, остолоп? Ни финты себе расклад! Ладно. Почитаю. Ради прикола.

«Читай вслух!»— потребовала Строка.
— Что я, маленький — читать вслух? Тут помещена заметка о том, как «Города Олонца поп Иван Окулов собрал охотников пеших с тысячю человек, ходил за рубеж в Свейскую…
„То есть в шведскую”, — тут же пояснила Строчка.
— …границу и разбил свейские заставы». Что за белиберда? Зачем она мне?
«Это важно,— снова заструилась Бегущая, — здесь повествуется о войне со шведами за выход к Северным морям!»
— Да хоть с Чингисханом за озеро Рица!

«Чингисхан не имел никакого отношения к озеру Рица.


— Попрошу без оскорблений! Это уже второе!
„И еще будут. Заслужил — носи”.

— А я могу и обидеться! — предупредил Леха, но на всякий случай (а вдруг она, и вправду, с Портала — иначе чего ей о передовицах волноваться) со скрипом подчинился. — Следующая статья — о науках: „В математической штюрманской школе больше „Т” человек учатся и добре науку приемлют”. Ну, приемлют, и что?
«Не „Т”, а триста,— возмутилась Строка, — где тебя только учили!»
— Да какое это имеет отношение лично ко мне? Дяди Коли тут нет, так ты, змея ползучая, вместо него лекции мне читаешь?
«Тебе не вредно».
— С какой такой целью? Мне нужно Чарли разыскать, людям помочь.
«Ты в школьной газете состоишь?»
— Состою.
«Статьи дурацкие пишешь?»
— Пишу, — по инерции ответил Леха.
«Делай выводы. Не про всякие дурости тут писали, не анекдотиками читателя завлекали, а про самое важное в жизни государства шла речь».
— Да ну их, заумно и скучно. А наша газета понятная и прикольная, и с кроссвордами даже. Моим друзьям нравится.
«Про кроссворды пишешь, а о самом важном в жизни забыл».
— О чем это я забыл?
«О том, что твоя школа — это тоже государство, дела которого должны быть в центре внимания. Вот об этом и нужно писать в газете».
— Ага. Еще скажи про шведов написать. Под Полтавой.
«Зачем ты на прошлой неделе опять анекдоты про Вовочку хотел опубликовать?»
— Зачем, зачем… Потому что смешно!
«Ты безнадежен!»— сообщила Бегущая и погасла.
Леха хотел было вызвать в себе ассоциацию со спецагентом по типу Джеймса Бонда, когда какой-нибудь преступник заходит к себе домой или в кабинет, не подозревая, что в паре метров от него зоркие глаза, сокрытые во тьме, уже следят за ним…

Один угрюмый, но видно, что добрый. Другой добрый, но видно, что хитрый

— Иль ящерицы теменной глазок… Он зрит сквозь пространство и время…

Стало темно. Через несколько мгновений под потолком вспыхнула хрустальная люстра в тысячу свечей и Леша узрел посреди комнаты осанистого господина довольно высокого роста, в темном длинном одеянии. Рядом с ним послушно сидел Чарли. Странно — несмотря на яркое освещение, свет падал только на пса, будто накрывая его кругом, а человек оставался в тени, лица его видно не было.

— Чарлик, милый мой! Иди скорее сюда, — обрадовался Леша и сам бросился к своему хвостатому другу. — Это моя собака!

Чарли добрел до хозяина с виноватым видом, будто напроказил, и грустно лизнул ему руку. Потом устало лег рядом, положив морду на вытянутые передние лапы. Леха не узнавал своего любимца! В другое время радости Чарлика не было бы предела, он носился бы как угорелый, приплясывал бы и прыгал вокруг него как шарик!
— Что вы с ним сделали? — завопил Леха, осматривая и ощупывая пса.
— Не трудись. Ничего особенного. Ему не больно, он просто устал. Нам больше незачем тебя задерживать. Иди.
— Как «иди»? — удивился Леха. — Вот так просто «иди»? И я ничего не узнаю?
— Прощай.
Это было произнесено тоном, не терпящим возражений.
Леша понуро направился к выходу, как вдруг, хлопнув себя ладонью по лбу, быстро обернулся, но поздно — стена уже раздвигалась.
— Погодите! Я забыл! — кричал Леха. — «Ведомости»! И еще про ящериц, только я забыл!
— Поздно… поздно… поздно…
И уже вслед нашим путешественникам несся Голос, раздающийся как будто отовсюду:
— Иль ящерицы теменной глазок… Он зрит сквозь пространство и время…

Стало темно. Но через несколько мгновений под потолком вспыхнула хрустальная в тысячу свечей люстра и Леша увидел посреди комнаты осанистого господина довольно высокого роста, в темном длинном одеянии. Рядом с ним послушно сидел Чарли